Я живу со своим одиночеством уже который год. Привыкла к нему, притерлась, но иногда пробивает так, что растерянно мечешься, не понимая, куда же дальше идет твоя жизнь, если вот он, тупик, так близко к носу, что пахнет известкой и сырым холодным камнем.
Но это все описательные красоты, конечно. На самом деле одинокой быть стыдно. Перед самой собой. Как это так – ты не нажила к середине жизни никого, кому можно было бы позвонить просто так, потому что страшно?
Старшие товарищи корят и цитируют, что одиночество полезно, плодотворно, и из него много чего вырастает. Наверное, из него вырастают отличные романы, плохие стихи, самоосознание и прочее само-, но пуще всего прочего из него вырастает целый куст гадких страхов.
Я помню один момент. Это был первая или вторая осень после развода – точно не помню. Когда день еще не кончился, а уже темно. У меня тогда был один-единственный близкий друг, живущий в другом городе, я с ним общалась по аське и он очень меня поддерживал.
Я заснула на закат – есть такая примета, что нельзя спать на закат, силы уходят, а у меня после целого дня за компьютером так и получалось – я еле доползала до кровати, падала и засыпала, а потом просыпалась часам к 12 ночи в страшной тоске, будто во время сна меня отнесло в незнакомое темное место, и я больше не помню ни одного близкого имени.
В тот вечер я сдуру поставила фильм, не помню, как называется, что-то про эксперименты с кровью, из жанра ужасов. Села на пол перед телевизором и смотрю. Дочки дома не было. Тихо, страшно, фильм дурной, я оглядываюсь через плечо, сил выключить нет, и тогда я включила комп позади себя, включила эту аську, будто этот друг со мной и мне так надежнее и не так страшно. Он об этом и не подозревал, был отключен, и что бы я стала ему рассказывать о своих жалких попытках хоть так ощутить чье-то присутствие.
А потом мне стало это не нужно. Я закалилась. Стала твердой, как секвойя. Сжилась с состоянием “одна” и даже с ним подружилась. С одной стороны да, ты никому не нужна, а с другой – уже независима от этой нужности- ненужности. И уже совсем не помнишь, как бывает по-другому.
И потом, если в тебе есть любовь, не к человеку, а вообще к жизни, ты начинаешь уметь проживать свою жизнь в удовольствии, исчезают обиды и вопросы “ну почему со мной так”, и в какой- то момент ты спокойно понимаешь, что это твой выбор. Ну ведь ничто не мешает прямо сейчас завести роман или даже выйти замуж, но все не то, все не стоит твоего покоя и воли.
Когда ты становишься по настоящему, без дураков, счастливой и довольной своей жизнью – а мне для этого не много, в общем, надо – то тут и случаются всякие испытания. Ты открыта и улыбаешься миру? попробуй теперь улыбаться кому-то конкретно.
И тут ты понимаешь, что ты инвалид. После всех этих любовных войн ты в обломках, ранах и тебя продувает от каждого сквозняка, как после гриппа. Ты только что сняла панцирь и греешься на солнышке. Над тобой реет флаг, на котором написано: “Идите все на …”.
Я никогда больше не позволю себе влезть в отношения, где буду чувствовать себя ненужной. Отношения? Только без планов и без названий. Только сегодня. Надолго не хватает дыхания, нужна передышка, становится страшно: не говорите мне слов любви, она все равно умрет. Не надо быть со мной хорошим, я привыкну, а мне нельзя.
И ты делаешь больно первой, потому что ты не можешь пережить даже намека на собственную боль. Твоя инвалидность в том, что ты забыла, как бывает по-другому. И не хочешь вспоминать.
Хорошо, если встретится человек, которому ты просто нужна. Ну вот просто – нужна. Сама нужна. Именно ты. А не кто-то, кого ты наивно заменяешь по причине недосягаемости любимой женщины, потому что она в другом городе в эту ночь.
Который имеет на тебя планы, виды, который разбирается в панцирях, латах и змеиных шкурах, и заставит тебя их снять. И ты много -много времени после этого еще будешь просить и требовать, чтобы он ушел сразу, оставил тебя в покое, потому что ты уже привыкла к себе вот такой и знаешь, что делать, а к себе с ним – не привыкла.
Ты держишь наготове фразу: “давай на этом все закончим” и готова ее выдохнуть, чуть что. Ты не знаешь, где здесь опасность и поджидаешь ее из-за каждого угла, ты уже забыла как это делается – “отношения”, и самое главное – ты ни во что не веришь.
Ты вечно тычешься в тот угол, где лежит твоя змеиная шкурка, – на месте ли? И чуть что- хватаешь ее, чтобы слинять в свой привычный ночной лес. Если этот упорный человек тебя любит, он поймет и твои страхи, и не будет жечь эту шкурку. Я знаю такие истории, так бывает, но редко.
Та, Василиса из сказки, исчезала каждую ночь. Но днем она любила своего царевича, пекла ему пироги и вообще всячески шла навстречу, хотя, может, ей тоже было страшно. Вдруг он не царевич, а дурак, и ходит тайком к дворовой девке? Если бы он немножко потерпел, она бы совсем пообвыклась и ее шкурка так и пролежала бы без дела до конца их счастливой жизни. Но он ее сжег, лишил ее отступления, оставив один на один лишь с одним вариантом событий и беззащитной перед ее страхами. К тому же в ночном лесу она наверняка имела важное дело, приходила в себя или просто сидела над водой, набиралась сил и колдовства. Кто ее знает, но ей это было нужно.
…А если нет, не встретится тебе такой упорный человек, что тогда?
Тогда снова нужно как-то проживать осень, и уже к январю (пропустив декабрь с его страшноватым Новым годом) станет легче. Ты по кусочкам вспоминаешь, как ты жила раньше, и особенно хорошо вспоминается весна, когда ты вновь стала открытой и счастливой, будучи по-прежнему одной.
У тебя прекрасные подруги, каждая со своей хорошей или не очень историей, они боятся отношений, боятся боли, бояться выглядеть глупо или стать ненужными. Ты больше ничего не боишься, потому что ты ничего не хочешь, тебе хорошо сегодня, у тебя и так все есть, включая свежую, блестящую после весенней линьки змеиную шкурку.
Скажем прямо, это единственное, что у тебя есть по-настоящему. И это печальный факт, над которым стоит подумать.
