Своей семьи и детей у Галочки, как ее называла когда-то мама, никогда и не было. Потому что Галочка тридцать лет прожила как любовница чужого мужа, и еще тридцать лет — как его вдова…
Галине Сергеевне этим летом исполнилось 84, в свой день рождения она купила себе большую упаковку любимого мороженого «сникерс» и съела его под диск певца Погудина. Гостей не приглашала: Галина Сергеевна живет в гордом одиночестве, в однокомнатной квартире на пятом этаже хрущевки, и приглашать ей попросту некого.
Мы, бывшие соседи снизу, звоним ей иногда, но не очень часто – как дела, как самочувствие, не нужно ли чего. Дела всегда хорошо, самочувствие тоже, ничего не нужно. Других корреспондентов у Галины Сергеевны не осталось: брат умер бездетным, двоюродные сестры потерялись во время войны, единственная подруга скончалась пять лет назад, а своей семьи и детей у Галочки, как ее называла когда-то мама, никогда и не было.
любовница
А все потому, что Галочка тридцать лет была любовницей чужого мужа. «Вот ее бог одиночеством перед смертью-то и наказал за блуд!», — со сладким чувством своей правоты припечатывают Галину Сергеевну «семейные» бабки подъезда, когда та медленно тащится мимо них из «Пятерочки» со своей авоськой. На косые взгляды и шепоточки за спиной она не обращает внимания, к глухому осуждению со стороны «приличных» женщин она давно привыкла.
История стара, как мир: двадцатидвухлетняя выпускница химфака, юная и звонкая, комсомолка и красавица, пришла работать в лабораторию и влюбилась без памяти в своего научного руководителя. Мужик был видный, с харизмой, старше ровно на двадцать лет, к симпатичной девушке благоволил – у Галочки не было никаких шансов.
Он был ходоком, но не из подлых: несмотря на всю очевидность девичьего чувства, пользоваться им руководитель не спешил. Боролся с собой, плакался другу – мол, у меня жена, карьера, двое детей, а она — девчонка глупая, тростиночка, смотрит на меня своими глазами огромными, не понимает, что я ей всю жизнь переломаю! Не удержался, однако. Переломал.
бес в ребро
Любви и работе Галочка отдала всю себя, благо обе ипостаси тесно переплелись друг с другом. Роман недолго оставался тайным, уже через месяц вся лаборатория взахлеб обсуждала адюльтер, снисходительно посмеивалась над «бесом в ребро» у начальника и решительно осуждала «молодую карьеристку».
Галочке прочили скорую отставку и увольнение, «не первая и не последняя», однако «карьеристка» прогнозов не оправдала, и уже через несколько месяцев всем стало понятно, что это серьезно. О любовной связи узнали все: жена начальника, начальство начальника, коллеги, друзья и даже гАлина старенькая мама. Мама стыдилась невероятно, ходила с опущенными глазами, бубнила все время что-то осуждающее, тихо плакала ночами и пыталась затащить дочь в церковь. Галочка злилась, орала на мать – отстань ты от меня со своим богом, плевать я на него хотела, красила губы, хлопала дверью, заскакивала в машину любовника на глазах у всего подъезда и пропадала на ночь.
У начальника была дача, где они проводили время, а потом очень кстати умерла мама, и они стали встречаться у Гали дома. Он вписывал ее в свой плотный график ученого и отца семейства, планы менялись постоянно, но она всегда была в боевой готовности. Он мог позвонить неожиданно, и сообщить что есть свободный вечер, а мог замотаться и забыть начисто об обещании заехать.
За все время Галочка не взбунтовалась ни разу, развода, замужества, денег или шубы не требовала никогда. На счет развода он рыпнулся пару раз в самом начале, в попытке успокоить собственную совесть – мол, дети вырастут, уедут учиться, тогда разведусь и поженимся, — она кивнула и никогда к этой теме больше не возвращалась. Дети выросли, уехали, женились, обзавелись собственными детьми, но от жены он так и не ушел.
Жена Галину ненавидела всей душой, ездила к бабке делать отворот и порчу насмерть, рассыпала булавки на пороге ее квартиры, распускала мерзкие слухи среди коллег и соседей по подъезду, придумывала разное про галочкину извращенную ненасытность и дурные болезни. Для Гали жена ее любовника была просто еще одним пунктом в его ежедневнике, чем-то, на что он вынужден тратить свое время, вместо того, чтобы быть с любимой женщиной.
То есть с ней.
не жена
Шли годы, Галочка старела: ушла звонкость и легкость, семейная неустроенность становилась все более очевидной. Единственная подруга озабоченно хмурила брови и выговаривала: тебе под сорок, последний шанс на нормальную семью, ты и так на своего женатого всю юность угробила, вот у мужа на работе есть коллега холостой – отличный мужик, давай познакомим!
Галочка затягивалась сигаретой, выпускала лениво струю дыма прямо в озабоченное лицо подруги, и цинично предлагала той взять отличного мужика себе в любовники. Подруга морщилась от дыма и от предложения, но не сдавалась: роди хотя бы, чтоб в старости одной не остаться! Галочка тушила сигарету и переводила тему; про ребенка она думала, и не один раз, но ребенок никак не вписывался в хаотичную схему их свиданий – что, например, если у него получится вырваться и он захочет заехать, а мелкий будет болеть, как тогда?..
вдова чужого мужа
Он умер в Сочи, во сне, от инфаркта, через месяц после того, как ему исполнилось 72. Галочка была с ним, он давно обещал съездить с ней на юга — фрукты, море, вино и никаких осуждающих взглядов… После похорон и поминок, на которые ее, разумеется, не позвали, Галина Сергеевна вышла на работу. Пожилая потухшая женщина, вдова чужого мужа.
Новый начальник, друг семьи усопшего и его бывший зам, не скрывая брезгливости сообщил Галине Сергеевне, что ценности для лаборатории она не представляет, все ее научные звания, заработанные понятно каким местом, для него пустой звук, и смысла в дальнейшем ее пребывании в их передовом коллективе он не видит.
Оставшиеся до пенсии годы она проработала учительницей химии в школе, дети ее не любили, она их тоже, но выбора не было ни у них, ни у нее. Мы сняли квартиру этажом ниже когда она уже была на пенсии, первым с ней познакомился муж — на второй день после нашего переезда она стрельнула у него сигарету в лифте. «Классная бабка!», — отрекомендовал ее супруг, отдав должное чувству юмора, острому языку и живости характера соседки сверху.
Мы сошлись с ней ближе: я иногда помогала по ей хозяйству, покупала лекарства, учила пользоваться техникой, она поила меня чаем и рассказывала свои истории. Так я узнала почему в подъезде с ней почти никто не общается, и почему рядом с ее дверью на стене, которую не ремонтировали последние лет 25, кто-то нацарапал слово «бл..дь». Целых три поколения соседей не могли ей простить, что свой неприличный роман с чужим мужем она прожила не скрываясь, не опуская глаз, ни на минуту не раскаиваясь в своем выборе…
я любила, меня любили
Иногда я смотрела на нее и не могла отделаться от мысли, что этот выбор ей слишком дорого обошелся. Неужели она ни разу не задумалась о том, как могла сложиться ее жизнь если бы она не встретила этого мужчину, чье фото выцветало теперь на стене маленькой кухни?..
Неужели не жалела, что нет сейчас рядом с ней выросших детей, зятьев, свояков и всей этой новоприобретенной родни, которая собиралась бы на ее день рождения за одним большим столом, ела бы ее фирменный пирог с капустой, и зять бы отваливался от стола и, утирая пот, признавался, что за ее пироги готов продать родину..?
Неужели не мечтала о внуках, которые кричали бы «бабуля!» и неслись бы к ней со всех ног, едва она переступала порог их квартиры, потому что они бы точно знали, что она мягкая и теплая, и у нее в кармане есть конфета для каждого, и они считали бы дни до ее приезда, и бросались бы при встрече ей на шею и вываливали бы на нее все свои истории..? Неужели за двадцать пять лет безысходного одиночества ей ни разу не захотелось предъявить счет человеку, чью жизнь она прожила не вместе с ним, а вместо своей?
В один из дней я все-таки спросила ее об этом. Она засмеялась звонко, как-то совсем по-девичьи, вытащила сигарету из пачки, которую ей подарил мой муж:
— О чем жалеть?.. Я любила, меня любили. Да в моей жизни было столько счастья, сколько всем старым кошелкам этого подъезда не выпадало коллективно! Он меня поди заждался на том свете уже, любимка мой. Ты только представь – сидит он там сейчас со своей клушей-женой, она-то померла три года назад, рада поди по уши, что я тут, а она там. Ну ничего, скоро, Никитусик, скоро…
«Старая стерва!», скажут одни. «Счастливая женщина…», скажут другие.
